Современная словесность и критик Топоров
Эти заметки обязаны фактом своего появления статье Виктора Топорова «Итоги — 2009».
С Топоровым ощущение странное: он горяч, не тёпел и далек не холоден, и это иногда заставляет отдергивать пальцы. Он приложил руки к «Национальному бестселлеру» (то есть способствовал созданию полноценной постсоветской литературной среды) и не один год пытался пробить стену нечитания современной литературы (когда служил главредом в «Лимбусс-пресс»); наконец, он просто многоначитан (в одно слово).
И вот годы усилий — и нет у него ощущения, что он пробил стену, зажег факел, или хотя бы фитиль, а есть ощущение, что жизнь обошла: события вершатся не здесь и не им.
Может, потому Топоров пишет: «Литература всё очевиднее значит хоть что-то лишь для самих литераторов. Поэзия — для поэтов, критика — для критиков, проза — для прозаиков, фантастика — для фантастов. И ни для кого кроме».
Однако с моей точки зрения данное утверждение справедливо лишь для периода 1995—2005 (примерные рамки), потому что до этого времени читали как не в себя, утоляя книжный голод; в десятилетие на стыке веков люди устраивали жизнь, а потому читали мало, случайно и кто во что горазд; зато позднее начали читать порезвее, доверяя сарафанному радио или же ориентируясь на премиальные маркеры (правда, часто это чтение с экрана).
Поэзия же и вовсе переживает сумасшедший расцвет — и пусть поле в основном заполонили лютики-цветочки, но не далек тот час, когда мы услышим великого поэта (хороших, кстати, и сейчас — есть).
В этом смысле Топоров может быть доволен: дело его живет.
Три ведущие наши литературные премии («Национальный бестселлер», «Русский Буккер» и «Большая книга») довольно мощно структурируют литературное пространство. Разница их идеологий, реальное денежное наполнение, постоянные пиар-кампании во время проведения заставляют приглядываться к результатам даже человека, совершенно от литературы далекого.
В ЖЖ люди пишут, что журнал с Чижовой расписан в библиотеке на месяц чтения вперед — а кому еще пять лет назад пришло бы в голову читать букеровских лауреатов?
Моя домашняя библиотека востребована, как при Советской власти: редко какой гость уходит от меня без книжки — а еще лет 5 назад я думала, что литература никому не интересна.
Мы обсуждаем Елизарова и Терехова, потому что нежанровая проза наконец-то зажила, задышала полной грудью. А ведь до начала «нулевых» казалось, что больше уже никогда не будет ничего, кроме Пелевина и Сорокина. «Укус ангела» Павла Крусанова был абсолютным потрясением не только потому, что Крусанов изрядный стилист, но и потому, что его никто не ждал, а он взял и вылупился во всем своем неземном очаровании.
Если читать и жанровую и нежанровую литературу, не ограничивая свой круг чтения и без брезгливой распальцовки, то прошедшие 3 пятилетки выглядят примерно так:
1) 1995—2000 — становление и расцвет жанровой прозы. Здесь в это время — поле абсолютного эксперимента. Здесь, преимущественно в столь нелюбимой Топоровым фантастике, происходит все сколько-нибудь живое и появляются превосходного качества романы. Даже если бы от этого периода остался лишь один роман Успенского и Лазарчука «Посмотри в глаза чудовищ» — только это уже было бы оправданием текущей пятилетки; но таких романов было больше чем один.
В нежанровой прозе — гуру Пелевин, козлобородый сатир Сорокин, да мертворожденные постмодернистские уродцы, чьи отцы «смотрят волками», потому что пишут умное и для умных, а читателя знать не хотят.
2) 2000—2005 — происходит коммерционализация жанровой прозы, которая устоялась во всех известных форматах и начала честно их отрабатывать, выдавая в год сотни новых книг. Уходит поиск, нарабатывается книжная масса, в литературу приходит молодое поколение, которому советская фантастика глубоко фиолетова: они ищут свое место под солнцем.
Одновременно те же самые годы отмечены и разнообразными поисками в нежанровой прозе, только там ищут не свое место, но свой стиль. В результате появляются первые нежанровые писатели, которых интересно читать не только потому, что они антиподы прискучившего соцреализма. В 2003 году московское издательство «Пальмира» публикует глубоко своеобразное «Сердце Пармы» Алексея Иванова, а парой лет спустя начинается настоящий ивановский бум. Но если Иванов для русской прозы — звезда первой величины, это не означает, что нет звездочек поменьше: то Славникова моргнет, то Быков пронесется, то Крусанов напишет новую книгу…
Эта же пятилетка одарила нас авторами-проектами: Борис Акунин (Азазель. Москва: «Захаров», 2000) и Хольм Ван Зайчик (Дело жадного варвара. Санкт-Петербург: «Азбука-классика», 2000). Авторы-проекты занимали промежуточное положение между словесностью жанровой и нежанровой: они были литературны, но это была литература массового толка.
Неудачной приходится признать попытку сериала о сыщике Путилине Леонида Юзефовича (Москва, «Вагриус", 2001), но отдельно написана «Козароза» все же произвела впечатление.
А еще в 2005 году выходит блестящая общественная сатира Андрея Мальгина «Советник президента».
Общее состояние: кипит и тут и там, правда градус кипения разный.
3) 2005—2010 — в нежанровую литературу приходят «сердитые тридцатилетние» (Павел Санаев, Михаил Елизаров, Захар Прилепин, Вадим Чекунов). Санаев становится автором первого «сарафанного» бестселлера («Похороните меня за плинтусом»), то есть книги, которую читали и покупали не благодаря агрессивной издательской рекламе, но потому что о ней постоянно говорили и передавали ее из рук в руки.
В это же время вызревают романы-глыбы: «Каменный мост» Терехова, «Будьте, как дети» Шарова (и. некоторые др.).
Национальные литературные премии, до которых раньше никому не было дела, становятся важными социальными маркерами и отчетливо размечают поле современной словесности.
В свою очередь жанровая литература начинает страдать хворями, которыми давно переболели в большом мире: происходит разрушение традиционной романной формы, которая была альфой и омегой формата; появляются коммерческие авторы-проекты (Гай Юлий Орловский и др.).
Если раньше коммерческий роман ориентировался на серию («фантастический боевик», «юмористическая фэнтези и т. д.), то теперь самые заманчивый зов летит из межавторских проектов. Они могут быть основаны на чем угодно: на компьютерной игре («S.T.A.L.K.E.R), на мифологемах современного мегаполиса («Метро» Глуховского) или — неожиданно! — на популяризации идей Л. Н. Гумилева («Этногенез»). Проектность имеет дополнительное измерение, поддерживаемое интерактивным общением.
Это до определенной степени образец жанровой литературы следующих лет, где читатель станет соучастником писателя. Сюжет бразильских TV-сериалов отвечает горизонту зрительских ожиданий, книжные сериалы отвечают горизонту ожиданий читательских: важно зацепить как можно большую аудиторию, вовлечь ее в происходящее.
Прогноз на будущее для меня выглядит так (см. дальше):
Страницы: 1 2