Вадим Панов. Герметикон
Вадим Панов. Последний адмирал Заграты. М.: ЭКСМО, 2011. 480 с.: ил. 80000 экз.
Вадим Панов. Красные камни белого. М.: ЭКСМО, 2011. 512 с.: ил. 80000 экз.
Давным-давно, когда традиционный роман умирал и дышал слабо и часто, великий русский формалист Виктор Шкловский написал: «Верните мяч в игру!» Верните в роман сюжет, верните движению текста смысл и цель!
Однако писателям понравилось играть без мяча. Роман убили, похоронили, потом торжественно раскопали, потом закопали снова, потом он мистическим образом пророс и многообразно заколосился. В итоге от всех его былых статей осталась лишь одна: «это большая повествовательная форма», практически всеохватывающая и некодифицируемая, то есть наджанровое или даже сверхжанровое образование.
Сюжет в современном романе из насущного необходимого конструктивного элемента превратился в «повествовательный дискурс», который, по определению Э. Бенвениста, есть весь уровень речи, повествующий о событиях — в отличие от самих событий. Соответственно этому, наполнение сюжета перестало зависеть от способности автора к сочинению событийной истории, но стало напрямую зависеть от его способности к самовыражению. Больше того: сюжетность как способность создавать/продуцировать сюжеты и сюжетность как самое наличие сюжета — ушли на второй план, в литературные маргиналии, в жанровую литературу.
В жанровой литературе (в нашем случае, в литературе, свято блюдущей жанр романа — пусть и в упрощенном виде) сюжет всегда пользовался куда большим спросом. Некоторые сюжеты воспроизводились массово, а значит — определенный событийный ряд (к примеру, «давным-давно, в далекой галактике») намертво связывался с определенной формой его подачи: так появились все подвиды фантастического романа – космоопера, фэнтези, альтернативная история etc.
И поначалу авторы в массе своей довольно честно отрабатывали известные сюжетные схемы. Но по мере возрастания числа текстов всегда происходило одно и тоже: появлялись романы, что не умели/не желали соблюсти видовую чистоту: вроде бы альтернативка, но одновременно еще и детектив; как будто бы фэнтези, но равным образом психологическая драма; космоопера, но очевидный любовный роман. Такие гибриды часто бывали беспомощными, но иногда выходили из ряда вон и становились событием.
Вадим Панов с самого начала своей писательской карьеры тяготел к алхимическим колбам, куда он пытливо и целеустремленно подмешивал разнообразные культурные и культуртрегерские традиции. И если в «Тайном городе» эти попытки носили очевидно эклектичный характер, в «Анклавах» эклектики стало уже заметно меньше, а главное – она перестала быть всеядной: разнообразные традиции, которыми оперирует Панов, включая Забытую Традицию, встали каждая на свое место в четко продуманном и ясно обрисованном мире будущего. Новый же цикл «Герметикон» — очевидная манифестация гораздо более высокого профессионального уровня: наконец-то все составляющие части слились в экстазе, их водой не разлить, дустом не потравить!
Исторический очерк Герметикона дан Дмитрием Злотницким в июньском номере «Мира Фантастики» за 2011 год. Мне не хотелось бы в очередной раз описывать эту вселенную. Равным образом мне не хотелось бы анализировать составляющие цикла: они естественно соположены – старому (феодальному) миру, которым все еще правит кодекс рыцарской чести, противостоит мир новый (буржуазный), которым управляет жажда денег и склонность распространять свое миропонимание на все окружающие народы – как и всегда, как и везде — методами геоэкономики и геополитики.
Сюжетная коллизия разворачивается в некоем пространстве, куда, по всей очевидности, попали выходцы с Земли, когда адепты Забытой Традиции открыли входы в новые вселенные (хочется думать, что именно таким красивым образом «Анклавы» перетекают в «Герметикон»). Наша планета была прародиной и праматерью новой цивилизации, но ныне она забыта, как забыты и заброшены транспортные туннели мгновенного перемещения, связывавшие некогда миры Ожерелья, куда переместились беглецы с Земли. В дальнейшем, после пандемии Белого Мора, люди заселили множество новых планет, совокупность которых стали называть Бисером. И теперь вместо транспортных туннелей человечество движется от планеты к планете на цеппелях, преодолевающих вселенскую пустоту (правильнее — Вселенскую Пустоту).
На одной из таких планет буржуи нашли нефу, после чего последовала довольно удачная цветная революция (при этом прошу помнить, что роман вышел до того, как началась спецоперация в Ливии!), что низвергла очередной деспотический режим. У короля-деспота однако были малые дети, которых из пучины бедствий спас Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур — адиген, дар и бамбадао, прибывший на Заграту на цеппеле «Пытливый Амуш».
И здесь возникает важный вопрос: должны ли мы вспоминать все то, что можем вспомнить, начиная с «Пятнадцатилетнего капитана» и заканчивая сериалом «Firefly»? Я думаю, что нет. Круги чтения и, что куда более важно, круги смотрения сериалов так разошлись, что единой аудитории, способной считать именно то, что закладывал писатель, попросту нет. Каждый пишет, как он дышит, а каждый читает то, что знает. Поэтому всевозможные источники, перекрестные отсылки к прочитанному/ просмотренному etc, etc, etc – меня совершенно не интересуют. Я все равно вычитываю не то, что вычитывает другой читатель Панова. А другой читатель вычитывает то, чего не вижу я.
Для меня сегодня важно написать о другом. В «Герметиконе» Вадим Панов еще раз напомнил всем о другой знаменитой фразе все того же Виктора Шкловского: «приключения — нарушение обычного». В обоих романах Панов только и делает, что нарушает, и делает это с чувством и толком. Паропанк и рыцарская сага, фэнтезийная составляющая и составляющая мистическая, космическая опера и социальная фантастика…
Да есть ли у тебя совесть, Вадим?! :-)
Оставь хоть что-нибудь не объятым и не употребленным! :-)
«Последний адмирал Заграты» — почти образцовая приключенческая история, как она должна быть, если рассматривать роман с точки зрения жанровой литературы. «Красные камни белого» — переусложнены читательски, но зато идеальны кинематографически. И в целом, мне кажется, «Герметикон» как ничто иное подходит для экранизации — будь то полноценный телесериал, или же сериал анимэ.
Панова надо рисовать, снимать, воплощать! Потому что это зримо, насыщенно, ярко! Потому что во всякой истории, рассказанной Пановым, есть сюжет, развернутый мастерски – никто не уходит обиженным, все кончики сплетаются в единую вервь, всё со всем связано и всему аукается.
Мяч все время в игре!
Впервые на Третьем нуле.