Грей Ф. Грин. Кетополис

Грей Ф. Грин. Кетополис: киты и броненосцы. М., 2012. 734 с. Тираж 3500 экз.

Метод: (Тут завернуться во что-нибудь бордовое и стоять,
скрестивши руки на груди. Разъяснений ни в коем случае не давать.
Ни в коем случае не давать разъяснений.
Работает в любой области науки и искусства.)
Роман Шмараков

И вот теперь, когда по «Кетополису» отстрелялись уже все, в слабые свои ручонки наконец взяла винтовку и я. Обещала потому что почтить память героев надгробным салютом, и теперь приходится отдуваться. Могилка уже поросла травой, плакальщицы отвыли, сочувствующие просушили батистовые платочки, которыми утирали скупые слезы сострадания, и все ораторы, что поочередно взбирались на броневичок, чтобы произнести прочувственные речи, давно разбрелись по домам и тихо, мирно, стыдливо пьют чай. И только я стою посредине литературного кладбища и пересчитываю патроны: хватит ли?

Книга «Кетополис» (оригинальное название «Cetopolis: Whales & battleships») приписана исландскому англоязычному писателю Грею Ф. Грину. Сомневаюсь, что эта интрига могла бы просуществовать сколько-нибудь долго, даже если бы участники сборника не создавали перед публикацией текста бесконечных информационных помех, сигналя на весь свет: а это на самом деле русская задумка и отечественное же исполнение! Сигналы были, конечно же, на языке китов, но кто ж из мыслящих существ не понимает простейшего китовьего? Разве что самый наивный читатель повелся бы на эту уловку, но много ли таких смогли бы осилить том в семьсот страниц?
С английского, прикрывшись псевдонимом «Грэй Ф. Грин», пересказывали, а точнее собственнолично сочиняли Лариса Бортникова, Шимун Врочек, Юрий Гордиенко, Макс Дубровин, Анна Игнатенко, Дмитрий Колодан, Алексей Кривенко, Сергей Легеза, Иван Наумов, Виталий Обедин, Александр Резов, Александр Сальников, Ирина Сереброва, Александр Сивинских, Наталья Федина и Карина Шаинян. Банда, одним словом (16 душ). Преступное сообщество, собравшееся с целью забить еще один крепкий гвоздь в гроб традиционного жанрового романа.

Что ж, в наши времена, когда не только давно написан Вертер, но каких только причудливых романных чудовищ не породила литература, «роман-мозаика» — не самое страшное и не самое оригинальное, что могло случиться с мифическим автором Греем. «Кетополис» — более или менее привычный «роман в новеллах», которые идут в сопровождении псевдоисторических документов и других аналогичных свидетельств эпохи. Художественные тексты разделяются и перемежаются документальными материалами, историографическими заметками, образчиками литературного творчества кетополийских авторов. Последнее особенно интересно как своего рода «литература в литературе»: стихи про «Одиночество кальмара», газетные и сценарные материалы, песня для Долли Джонс — это поэзия, проза и фольклор Кетополиса, тогда как сами новеллы, описывающие последней день перед Великой битвой с китами, претендуют на подлинную историю событий, выдержанную отчасти в стилистике рассказа Акутагавы Рюноске «В чаще» — одно и то же происшествие, увиденное по-разному разными людьми.

Книга «Кетополис» балансирует между собственно литературой и эрзац-литературой. С одной стороны, она вся — литературный эксперимент, с другой стороны, в ней присутствуют якобы художественные тексты, лишенные на деле всякой художественности.
Отзывы на книгу соответствующие: чудовищная лесть от Аркадия Руха, произносимая на восторженных цыпочках и чуточку трепеща от сопричастности («История одного дня из жизни Города Китов, сочетающая в себе глубину «Улисса» и увлекательность «Имени Розы», завораживает. Засасывает в бездну, из которой не хочет выбираться как можно дольше — пока хватает дыхания, а потом ещё и ещё») и циничный расстрел из крупнокалиберного оружия от жжюзера wyradhe, который отмечает «внелитературность, тотальную даже не вторичность, а сторичность, взятую сознательно как принцип, причем настолько полно взятую, что авторы не только не ставили себе целью сказать какое-то свое или вообще какое-то живое слово, но даже — и тоже не из лени, а потому что этого не требовалось по задачам, — не старались строить сюжет и не строили его».

Меж тем истина, как ей и положено, где-то рядом: «Кетополис» — первая полномасштабная в русской фантастике попытка коллективной литературной игры (в пределах одной книги) и одновременно литературная манифестация поколения «цветной волны». Другое дело, что такое «цветная волна»?
Когда прежде разные фантастические критики в присущей им фантастической манере пытались собрать разных животных в один загончик, они делали это безо всяких оснований. То, что Карина Шаинян, Дмитрий Колодан, Лариса Бортникова, Макс Дубровин и другие авторы явились миру из сетевых конкурсов, где наточили литературные зубы («сетевой способ канализации»), решительно не могло быть резоном для их объединения. То, что все они принадлежат примерно к одному поколению, давало повод говорить об очередной поколенческой волне в русской фантастике, и не более того. И только сборник «Кетополис» позволяет говорить о неких общих творческих началах, разделяемых всеми или значительной частью авторов.

Во-первых, это игра в «пасхалки»: мы щедро насыпаем культурный контекст, и каждый может найти в нем книгу или стишок, который когда-то читал. Для совсем тупых мы пишем очевидное: Шаляпин поет в Кетополисе, то есть мировая культура непрерывна, неразрывна, и мы ее прямые наследники и продолжатели. Во-вторых, это приверженность к малой форме, потому что долгое дыхание прозы у авторов отсутствует или является в образе призрака: зубы наточены (сколько книг прочитано и поднадкусано!), а легкие не разработаны. Отсюда сосредоточенность на переживаниях, потому что из чувств легко сделать текст небольшого объема, а вот для крупной формы нужны идеи и дальнее мыслеполагание.
И это, пожалуй, все. Но этого достаточно, чтобы манифестировать собственную позицию: мы — киты, мы резвимся в водах, перенасыщенных культурой, мы делаем новое из старого и поем свои не всегда внятные песенки, рассчитывая на отклик от тех, что некогда входил в те же самые воды.

Я уже писала однажды: так называемая цветная волна изблевывает то, что прочитывает. Самые яркие ее представители есть, как ничто иное, как сумма прочитанного, и чтение их есть соглашение с представлением о литературе как о гипертексте. Именно это представление, не всегда сознательно, но довольно настойчиво постулируемое в целом ряде произведений, делает цветную волну явлением, достойным рассмотрения.
При этом речь не идет о традиционном постмодернизме, авторы «Кетополиса», скорее, — пост-постмодернисты. Если традиционный постмодернизм рассчитывал на культуру узнавания (здесь очень важно слово «культура»), то цветная волна твердо уверена в работоспособности поисковых систем. Человек читающий уступает место человеку играющему — обыденное дело в эпоху перед крушением старого мира.
Валерий Иванченко пишет: «Я уже довольно давно называю это имитацией, имея в виду подражание неким отложившимся в сознании авторов образцам. Чистый масскульт сознательно оперирует клише, строит из готовых деталек конструктора. Но авторы «Кетополиса» (их называют «фантастами цветной волны» — Колодан, Шаинян, Врочек и пр.) делают не обычный масскульт, а имитацию художественной литературы. Наверное называть это «игрой» будет точнее, хотя всякая игра это и есть имитация деятельности (в смысле «игра в войну» или «в доктора»)».

На этом, в сущности, можно закончить салют над могилой. Потому что попытки создать виртуального автора – провалились, не начавшись, и только второклассники, все еще задумчиво сосущие леденец, могут верить в то, что роман написал загадочный исландец. Сетевая поддержка проекта незначительна: есть плохо живущий сайт в уютной жежешечке под названием «Кетополис должен быть разрушен»: http://ketopolis.livejournal.com/, а что кроме него? То есть ни об образе автора, ни о кампании в сети по продвижению проекта говорить не приходится: сборник вышел, получил несколько отзывов и благополучно упокоился.
Но если у меня в руках винтовка, значит, мои руки не пусты, и можно пострелять не только в воздух, но и по мишеням.

Когда рецензенты упрекают составителей сборника в отсутствии внятного сюжета, они правы и неправы одновременно. Правы потому, что все составляющие должны не только перекликаться и аукаться, но продвигать некий общий сюжет. Неправы потому, что сюжет не являлся главной целью сборника. Главным было — создать настроение последнего дня Помпеи и по возможности фундировать мир. Поэтому история гениального художника Фокса висит знаком вопроса, а история канцлера (по намекам из текста, это был когда-то моряк с китобойного судна, которому в добывании кита оторвало ногу; но позвольте, как он стал канцлером?!) — сплошной вопросительный знак. Между тем обе фигуры – ключевые. Художник рисует и предвидит новый дивный мир, а канцлер является первейшим ненавистником китов и движителем ежегодного их избиения, называемого днем Большой Бойни. Иными словами, киты и броненосцы.
Однако в этом году что-то пошло не так: киты решили дать отпор. И день накануне выхода броненосцев в море, довольно обычный в сущности, напоен ужасом грядущего. Сборник «Кетополис» предлагает описание одного и того же дня глазами самых разных жителей города. Иногда эти описания пересекаются: одна и та же сценка присутствует в ряде рассказов, иногда тексты вполне автономны, хотя и следуют в общем русле и на заданную тему.

Лучшим текстом сборника следует признать историю инспектора «Прощание с Баклавским». Именно она задает тон атмосфере Кетополиса. И если бы Иван Наумов написал бы книгу про битву с китами в одно лицо, можно было бы рассчитывать на удивительно атмосферный, стилистически точный, изящно продуманный и решительно необыкновенный текст.
К сожалению, у Ивана были сообщники. Худшим из которых нужно признать Шимуна Врочека. Он проявил себя талантливым администратором и устроителем сборника, но зачем он написал туда рассказ?! Я даже не знаю, какими приличными словами можно охарактеризовать автора, который из текста в текст тянет одни и те же фишки, которые перестали быть находками так давно, что выцвела и упокоилась в Боге парочка-другая поколений. «Ночь, улица, фонарь, аптека» радуют в поэзии, но зачем рассказу изобилие односоставных предложений, я не пойму. Равно как не пойму, зачем описывать происходящее в настоящем времени: «Офицер бросает шинель на руки вестового, остается в мундире. Без перчаток пальцы занемели, мерзнут. Офицер дышит на них. Белесый пар улетает в сторону. Холодно». Подобная стилистика пристала сценарию, но зачем тащить ее в художественную прозу? И добро бы разок, но, похоже, Шимун Врочек определенно считает сценарную манеру письма личным достижением, а это уже настораживает.
Среди симпатичных текстов, усиливающих эффект Баклавского, «Живое щупальце: история рабочего» Александра Сивинских. Этот текст показывает читателю рабочую, фабричную жизнь Кетополиса, и, поскольку Сивинских знает эту жизнь не понаслышке, ужас работающих внутри механистической утробы завода убедительно шелестит между строк.
Аналогичную роль играет «Жестяной бубенчик: история модистки» Ларисы Бортниковой, где описывается темная сторона Кетполиса: перекраивание людей, морлоки-подземники, крадущие человеческих детей, потому что утратили способность к размножению.
В сущности, эти три текста закладывают фундамент, каркас Кетополиса, а остальные рассказы наращивают на него мясо — по мере сил и возможностей авторов. Сразу скажу, что часть из них вычеркивается безо всякого ущерба для остального сборника, они решительно необязательны – или вообще или в этом томе.
Больше того, никому из прочих атворов не удалось создать хоть сколько-нибудь внятного убедительного героя: у Наумова — Баклавский, у Бортниковой — сумасшедшая модистка, у Сивинских — Бирманец Джоу, а у остальных что? Разве что парочка городских сумасшедших из рассказа «Бумажные кости: история авантюристов» радует, все прочее или вторично (священник, журналист, художник аристократ, каторжник) или нежизнеспособно (офицер, путешественник, актриса, любовница). Не прикажете же считать выдающимся героем мыслящую обезьяну из рассказа «Циклоп: история беглеца»? 8)))

Здесь патроны кончаются, потому что разбирать каждый текст нет сил человеческих (четвертую страницу измарываю!). Хотя, поверьте, там есть над чем поглумиться, включая предисловие прекрасного Андрея Лазарчука. Однако, приподнявшись над частностями, имею заявить: хорошо, что такой сборник появился. И это вовсе не слепое подражание западной фантастике, но — активация собственных творческих установок, частью соответствующих всеобщему литературному (точнее антилитературному) тренду, частью рожденных среди родных осин. Это книга наиновейшего времени, и если она выглядит несимпатичной, то можно в кои-то веки попенять и на времена…

Впервые на Третьем нуле