МАША ЗВЕЗДЕЦКАЯ

Три источника и три составляющих книги «Под знаком мантикоры»

После того как вышла из печати трилогия Ю. Бурносова (aka Джабба) «Числа и знаки», не у одного молодого автора трепыхнуло молодое сердце: а я тоже так могу. Казалось бы, какое просторное поле для псевдокультурологических фантазий – давным-давно, в неком позднесредневеком государстве, где еще царит культ шпаги и рапиры, но уже познали порох...
Так вот, в некой стране – на сей раз это псевдо-Франция - живет скромный оперуполномоченный Фернан Руис де Суоза маркиз де Нарриа, которому поручено расследовать загадочное и таинственное преступление. Заговорщиками убит маршал кавалерии Таргеры, и на месте преступления дерзкий злоумышленник нарисовал мантикору – мол, знай наших. Нашему оперу из местной ГРУ («василиски») страсть как хочется узнать — ихних, но не тут-то было: расследование с самого начала осложняется вмешательством церковников, которые ищут на месте преступления некие бумаги.
То есть с одной стороны, все ищут бумаги, а с другой стороны – заговор «под знаком (?!) мантикоры».

Наше почтение Артуро Пересу-Реверте! Когда б не он...
Его романы «Клуб Дюма» и «Учитель фехтования» оказали сильнейшее влияние на А. Пехова. Первый роман предопределил двоящуюся структуру романа, второй – обилие фехтовальных экзерциций и даже самые эпиграфы, талантливо переведенные с русского на мертвую латынь. Самый Дюма тоже болтается где-то на задворках, потому что противостояние идет между людьми короля, как водится — глуповатого и не слишком решительного (привет, Людовику XIII!) и людьми кардинала, простите — герцога.
Редкая, редчайшая находка – фамилии королевской и герцогской династии различаются на одну букву, что, безусловно, очень правдиво и исторически оправдано.

Далее, наше почтение Сергею Лукьяненко и его дилогии «Близится утро» и «Холодные берега»!
Именно Лукьяненко попытался написать роман про альтернативное христианство, в котором христианский принцип свободы воли был доведен до логического предела, потому что мир движим не борьбой сил Света и Тьмы (Бог-Дьявол), но совокупностью борений человеческих воль, движущихся от искушения к его преодолению (Искупитель-Искуситель). Эти, может быть, самые серьезные книги Лукьяненко как серьезные восприняты не были – очень уж занимательные. И глубокая их проблематика осталась безо всякого осмысления, но сказалась в романе А. Пехова. Пехов, вслед за Лукьяненко делает упор на человеческой составляющей возникновения любой религии. У Лукьяненко: не сверх-человек, не божественный предок, но обычный человек, который сумел саккумулировать энергию народных чаяний, одним словом убирает все оружие в мире в холод.

У Пехова: именно люди, открывшие механизм пробуждения и развития магического дара в человеке, становятся Искусителем и Спасителем. Искуситель хотел магии для всех, а Спаситель натурально спас человечество, предоставив дело магии – церкви. Вслед за Лукьяненко, в дилогии которого вся королевская конница, вся королевская рать ищут незадачливого отпрыска императорской фамилии, случайно нашедшего книгу времени начала местной религии (и в этой книге было записано то самое первое слово Искупителя!), А. Пехов спускает всех церковных собак на поиски первосвидетельств религии своего мира, не менее случайно обнаруженных на развалинах одной древней церквушки. Простенько, вторично и безо всякого вкуса.
Но не оригинальность заботит А. Пехова.

Наконец, наше почтение собственно Юрию Бурносову!
Противостояние оперуполномоченного и церкви в псевдосредневековом мире, изложенное по-бурносовски, А. Пехова вдохновило написать свой вариант, естественно, более зрелый и мастерский, чем у какого-то Джаббы.

Получился – пшик.
Религию невозможно разделить с этикой, но А. Пехов постарался. В его мире религия внеэтична: вся церковь, существующая в виде церковных орденов, занята всю свою историю только тем, чтобы уничтожать людей, которые смогли инициировать в себе магические способности: по идее, каждый двадцатый в мире Пехова может стать магом, но обряд посвящения Спасителю, который проводят над всяким новорожденным младенцем, запечатывает магические способности у людей. И только церковники сами себе их распечатывают. Для чего? Зачем? Что у них за способности? Каковы основания магии, в чем она выражается, как она помогает людям, и помогает ли? Чему служит?
Такие мелочи А. Пехова не интересуют, равно как и замшелый культурологический штамп, который гласит: в мире, где только церковь владеет монополией на магию, светская власть обречена служить церкви. У Пехова же светские власти ведут себя довольно свободно, прямо атеисты какие-то.

Опер Фернан, разумеется магических способностей лишен. И для того, чтобы уравнять шансы оперов и церковников, А. Пехов приставляет к Фернану волшебного помощника — африканского слугу, обладающего альтернативными магическими способностями. Конечно, как во всякой сказке, церковники, кои жгут все, что магически шевелится, в данном случае закрывают глаза на то, что в дело вступает новая и непредсказуемая сила.

Почему?
Так надо!
А вот спрашивать, почему, – не надо.

Страницы: 1 2