А. Зорич. «Римская звезда»


3.
Где же тут фантастика?

Прав писатель Березин, когда замечает, что фантастическому критику невозможно объяснить роман Зоричей без введения новых сущностей, как-то: альтернативная история, криптоистория и т. д.
Но на самом деле «Римская звезда» в данных сущностях совершенно не нуждается.
Формула «Альтернативной истории» используется для оценки произведения, которое эту формулу разыграло как по нотам: там поучаствовали и a,b,c + d в квадрате. Что бы было, если бы реальный Публий Овидий Назон…
Но Зоричам нет дела до реального Овидия, они берут от него только имя, которое для них в данном случае симулякр поэзии, прежде всего римской. А дальше они пишут вольную биографию поэта, ориентируясь прежде всего не на исторические факты (хотя и не расходясь с ними), но на его поэзию:

Песни являются в мир, лишь из ясной души изливаясь,
Я же внезапной бедой раз навсегда омрачен.
Песням нужен покой, и досуг одинокий поэту —
Я же страдаю от бурь, моря и злобной зимы.

Видимо, потому так реалистично и достоверно выглядит жизнь Овидия в ссылке, что стоят за ней «Скорбные элегии» и «Письма с Понта».
Являются ли вольные размышления о судьбе поэта и поэзии — фантастикой в ее жанровом понимании и членении? Нет, конечно.
Значим ли элемент фантастического для развития сюжета романа? Безусловно, но в той же степени, в какой значим любой вымысел. «Фантазия подчеркивает явь», — так писал об этом другой опальный поэт, Иосиф Бродский.
Роман «Золотая звезда» вполне реалистичен, правда для реальности римского эпохи, но разве не про ту эпоху идет речь?
А то, что мы пишем про те лета в выражениях современных, так на то мы и современные авторы.
В очередной раз все линии замкнулись, и снова перед нами золотая пентальфа, необоримо не пускающая ни нас в Рим, ни Рим к нам.
Все, что остается, это читать о Риме, а потом о нем фантазировать.

4. «Доколе, Катилина?»

И всё бы было бы хорошо и ладно, кабы не желание Зоричей быть любезными своему народу и не проистекающее отсюда интересничание с сюжетом, когда завлекательность истории делается важнее, нежели природное ее развертывание, происходящее из самого ее существа.
Вольные размышления о поэте и Риме в одно прекрасное мгновенье превращаются в голливудскую кинокартину: глава VII «Назон устраивает счастье» устраняет самую возможность катарсиса, превращая книгу «Золотая звезда» из искусного чтения в чтение сугубо развлекательное.
С другой стороны, финал романа все равно укоренен в традиции постоянных метаморфоз и веселого апулейничества, так что почему бы и нет? Чего хотели, того и навертели
:

«Постепенно действительность
превращается в недействительность.
Ты прочтешь эти буквы, оставшиеся от пера,
и еще упрекнешь, как муравья — кора
за его медлительность», —

напишет однажды Бродский.
И то верно, для чего мы все время умные, если нас никто не может прочитать?
Доколе, о Катилина, те, кто пишут хорошо, будут писать невообразимо скучно, а те, кто пишет гаже некуда, будет завлекать в интересную историю?
Кто-то должен совместить одно с другим, разве не в этом задача литератора?

И Зоричи — пытаются.

2007 г.

Впервые на Третьем нуле

Страницы: 1 2 3