МАША ЗВЕЗДЕЦКАЯ

Фантастика оказалась в более выигрышном положении: у нее были предшественники в самом недавнем прошлом — Стругацкие и напечатанный в 1966 году роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита», который стал для целого поколения манифестом, декларирующим стилистическую свободу. Понимая фантастику как творчество, не зависящее от идеологических запретов и не ставящее целью воспитание масс, новые фантасты поставили множество литературных экспериментов, и это неожиданно сказалось на литературе в целом.

Девяностые годы ушедшего века стали десятилетием возрождения живого литературного процесса, и книги, допускающие и обыгрывающие фантастический элемент, сыграли в этом важнейшую роль. Однако пришло новое десятилетие, и фантастика мало-помалу сдала свои позиции, перестала быть единственным максимально свободным видом писательства. Либеральный рынок совершил в ней удивительную метаморфозу: она обратилась к каменным идолам тиражей и примерила на себя тесноватое верхнее платье формата. И то и другое пришлось по вкусу, — и свобода кончилась. Вся та же идея пользы, только вывернутая наизнанку как польза для себя, погубила всякую художественность.

Конечно, есть еще писатели, которые по-прежнему радеют об искусстве, но божки тиражей презрительно отворачиваются от них: поле еще не пусто, но сильно прорежено. Не зря тиражными идолами становятся либо очень плохие, но чудовищно самоуверенные писатели, либо писатели серые, лишенные всякой языковой индивидуальности.

Двадцатый век подарил нам худший вид полезности литературы – это польза дешевой развлекательности. Еще он наградил нас массовым читателем, и это хуже сифилиса и СПИДа. Искусство не может быть массовым по определению, оно – вечно творящее и вечно творимое, и стать со-творцом может отнюдь не всякий читатель, потому что первый Со-творец – всегда Высшее существо. Однако стоит помнить, что каждый читатель рожден способным, другое дело, хочет ли он блаженства со-творчества.

Язык очень точно характеризует творческие состояния, и каждое слово, служащее для обозначения данного процесса, подразумевает некое со-участие в процессе некоего высшего же существа.

На меня «снизошло» — в православной традиции это Святой Дух. Отсюда же — «вдохновение».

Меня «осенило» (слово «сень» этимологически связано с «сиять», но развитие значения шло по признаку отрицания: сень — место где можно укрыться от света, тенистое место): осенило — это высветило нужное в умственной темноте, эврика!

Меня «озарило»: озаряет — Свет Невечерний, Божественное присутствие, осуществляющее себя в человеке посредством «со-вести», т. е."совместного ведения" (от глагола «ведати», отсюда же «ведьма», «ведун» — знающие сокровенное) человека и Высшего существа.

Высшее существо российской словесности – Господь Бог, чей образ явился людям как воплощение их мечты о себе будущих,  — присутствует в русском человеке имманентно. В то время как Высшее существо романской цивилизации — Муза — посещает писателя только тогда, когда ей вздумается.

Массовая литература — это литература приходящей, но гораздо чаще отсутствующей Музы. Литература немассовая — это удел высоколобых, отринувших Бога, либо дело гордецов, предавшихся другим богам. И только в тех писателях которые вдохновляются прежде всего языком, Бог жив, даже если они не отдают себе в этом отчета или даже противятся этому, ибо Бог – это русское слово.

Однако оно не самозначимо, а назначено – людям, для людей и во имя людей, чтобы они стали когда-нибудь – образом и подобием Божиим.

«Вся красота, все священное значение звезд в том, что они бесконечно далеки от земли и ни с какими успехами авиации не станут ближе», — писал в начале прошлого века Николай Гумилев.

Вся красота, все священное значение русского слова в том, что оно всегда будет орудием творения, как бы ни пытались его свести к презренной пользе.

В обезбоженном веке только эстетика может стать новой этикой, которая позволит человечеству не только выжить и пережить, но и остаться живу. Эстетика – как стремление к совершенству.

Гребаные эстеты исповедуют категорический эстетический императив:
1. Искусство есть постижение мира иными, нерассудочными путями.
2. Постижение мира осуществляется в слове.
3. Слова никогда не равны себе, в них звучит надмирное эхо.
4. Соблюдение слова и бережение его духа – первая задача эстета, все мы тоскуем по большому стилю и по предвечному слову.
5. Не язык улицы должен определять язык литературы, но наоборот.
6. Красота – идеал и польза искусства.
7. Красоту создают люди, и Бог им в помощь!

Маша Звездецкая,
о пятом годе по третьем тысячелетии от Рождества Христова

Впервые в книге:  "Реконкиста. Новая почва". М., 2005. С.95-99

Про литературные группировки см. здесь:
http://www.pvost.org/pv/archives/742

Страницы: 1 2