Алан Кубатиев. «Ветер и смерть»
В поисках рассказчика
Даже в фантастике, засиженной многочисленными авторами до потусторонней темноты, случаются светлые события: таким событием я считаю издание сборника рассказов Алана Кубатиева.
***
Алан Кайсанбекович Кубатиев родился в семье филолога-русиста, потомка старинного дворянского осетинского служилого рода, и географа, потомственной оренбургской казачки. Произошло это по документам 31 сентября 1952 года в Сталинском районе г. Алма-Аты. Здесь начинается фантастика, потому что на самом деле писатель родился 31 августа, а в сентябре всего лишь 30 дней.
Наверное, эта странноватая путаница дат во многом определила судьбу: с одной стороны Алана Кубатиева причисляют к фантастическому цеху, с другой он живет в цехе как «свой среди чужих, чужой среди своих».
Все потому, что Алан Кубатиев – замечательный рассказчик, всегда разный, непредсказуемый, работающий в различных стилистиках. И хотя он начинал с рассказов, определяемых как фантастические, и по сю пору считает, что пишет именно их, все же дарование его много глубже и в узковатое платье форматной фантастики не помещается:
«Первые строчки, имеющие отношение к фантастике, были перенесены на бумагу классе в седьмом средней школы номер семь города Фрунзе. Это был роман. Первый и пока единственный. Назывался он «Бродяги всех времён» и писался в маленьких записных книжках печатными буковками высотой в два с половиной миллиметра. Иллюстрации тоже рисовал я. Самым соблазнительным для меня была возможность вывести всех своих тогдашних друзей и подруг в лестном или карикатурном обличии. Роману, как фильму, был предпослан список персонажей и прототипов-исполнителей. Даже выходные данные были» [Здесь и далее цитируется эссе А.Кубатиева «Деревянный и бронзовый Данте, или ничего не кончилось». См.: Четвертая волна отечественной фантастики. М., 2004. С. 126—170.]
Ясно, что первый роман канул втуне, равно как и первый рассказ, написанный уже в конце студенческих времен.
В 1978 году в журнале «Знание-сила» был напечатан рассказ «Книгопродавец». Обсуждение этого рассказа на заседании Московского семинара молодых писателей-фантастов запомнилось многим выступлением А. Н. Стругацкого:
«Аркадий Натаныч прокашлялся академически и смолк. Выдержав красивую паузу, он спросил — меня: «Какой это у вас рассказ? По счету, я хочу сказать?»
Речь шла о «Книгопродавце».
Это был мой третий рассказ. Не знаю почему, но я соврал.
«Пятый», — сказал я, вспотев.
Аркадий Натаныч опять удержал паузу. Какая у него была чудесно неправильная фонетика! «С» он говорил почти как английское «th».
«Еthли б мы th братом напиthали не пятый, а пятьдеthят пятый такой раthказ, мы могли бы гордитьthя», — величаво сказал он.
Я обмер вторично.
…Как мне хотелось, чтобы это было правдой...».
Потом были опять «Знание-сила», знаменитый альманах «НФ», не менее знаменитый «Мир приключений», журнал «Сибирские огни», сборник «Современная фантастика» и пара книжек Западно-Сибирского книгоиздательства: «Снежный Август» и «Великий Краббен». Первая была напечатана, а вторая из-за якобы крамольной повести Геннадия Прашкевича до читателя так и не дошла.
Последней публикацией стал рассказ «Все в одной лодке», который был издан «Сибирскими огнями» в 1985 году.
«С тех пор я замолчал и молчал долго. Причина понятная и непонятная одновременно — я не знал, куда и с кем идти дальше. У меня был отпуск по состоянию литературы. Меня не устраивали мои написанные вещи, но из чего должны родиться новые, я не чувствовал. Переводы, журналистика, редактура, недолгий собственный НФ журнал укореняли в бытии, но по-настоящему всё вернулось не так давно. Я знал, что вернусь в литературу, но только недавно начал понимать, ради чего».
И вот – возвращение.
До 1985 года написаны и опубликованы «Книготорговец», «Перчатка для перчатки», «Ветер и смерть», «Снежный Август», «Портрет с коляской», «Несколько сотен граммов благородных металлов», «Да услышат зовущего», «Штрудель по-венски», «Только там, где движутся светила».
После — «Рукопись, найденная в парке», «Вы летите, как хотите! (премия «Странник» — 2002), «В поисках господина П.» (премия «Бронзовая улитка» — 2003), «Жертвуйте на построение рая» и совсем свежая «Аренда».
Семь старых рассказов и пять новых составили эту книгу.
***
Многие литературные судьбы второй половины двадцатого века осложнило безобидное в сущности словечко «фантастический».
С точки зрения ценителей высокого искусства фантастика местожительствует в литературном гетто: есть некий садок авторов, которые пописывают, чтобы их почитывали. Традиционный роман и рассказ, захлебнувшиеся авторским самовыражением, презирают фантастику за крепкие да ладные сюжеты, простоту и даже незатейливость изложения, неловкую психологию и непритязательный язык.
Все верно для фантастики форматной, для которой перечисленные признаки являются почти непременным требованием. Все не так для литературы, которая использует фантастическое как прием, организующий текст.
Из рассказов Кубатиева «вещество литературы» не исчезало никогда: оно присутствовало в ранних произведениях и только увеличивало свое присутствие в поздних, примером чего могут служить такие разные тексты, как «Книгопродавец» и «В поисках господина П.». И хотя ранние рассказы несут на себе метку «проза начала восьмидесятых», они и в новом веке ни в чем не устарели.
Даже когда Кубатиев молчал, у него все равно был читатель: практически во всех сетевых библиотеках присутствуют его ранние произведения. Они были созвучны эпохе и отражали ее нервическую суть, ее надежды и опасения. Они были хорошо написаны, и читатель не мог их забыть.
Границей между ранними и последующими текстами стал рассказ «Вы летите, как хотите!» — горький и пронзительный. В определённой мере это была программная, переломная вещь, явившая некое новое качество кубатиевской прозы.
Эта проза ориентирована на жанр рассказа. И дело вовсе не в том, что Алан Кубатиев не умеет писать романы, просто рассказы больше отвечают его творческой манере, предоставляя гораздо больше возможностей для экспериментов с сюжетом и стилем.
Возвращаясь к писательству, Кубатиев пишет совершенно разные по стилю вещи: это рассказ фантасмагорический («Вы летите, как хотите!»), рассказ-антиутопия («Рукопись, найденная в парке»), рассказ-памфлет («Жертвуйте на построение рая») и глубоко литературный постмодернистский рассказ под странным названием «В поисках господина П.».
Рассказ «В поисках господина П» произрастает из русской словесности XIX века и в ней укоренен. Укоренен настолько, что потребно некоторое культурное усилие, чтобы опознать все знаки и все приметы. Господином П., коего ищут весь рассказ, оказывается небезызвестный литератор Пушкин, бывший кумир русской читающей публики. Вас не удивило слово «литератор»? Ведь Пушкин — это же «наше все»! Но только для нашей реальности, в реальности Кубатиева все иначе. Здесь погиб Дантес, а Пушкин выжил. По слухам, именно Пушкин, собираясь на дуэль, надел кирасу, и пуля Дантеса, отскочив от нее, пробила поэту руку. Рука после злополучного поединка стала сохнуть, и Пушкина прозвали Сухоруким. Пушкин Кубатиева — человек надломленный, он больше не поэт, стихов не пишет, живет, кропая — хлеба насущного для — исторические романы в духе Загоскина, а еще сочиняет преобидные критические статьи «со словами невозможными в адрес многих поэтов и писателей».
В реальности Кубатиева именно Пушкин автор стихотворенья «На смерть поэта». Не Лермонтов оплакивает Пушкина, но наоборот. Однако это «наоборот» не является самоцелью, это лишь декорации для размышлений о месте литературы и о ее значении в жизни общества.
Самое большое произведение сборника — рассказ (скорее, повесть) «Аренда», написанный в стилистике science fiction на тему возможного контакта с иными цивилизациями. И никто даже представить не может, что контакт будет состоять в том, что человечество будет взято в аренду!
Я надеюсь, что книга будет интересна многим и самым разным читателям. Она для тех, кто сумеет и захочет вглядеться в мир оставленный и мир надвигающийся, в мир, нарочито сделанный необычным, чтобы стали заметными неуловимые черты грядущего. Отчасти прощание, отчасти предостережение.
***
Алан Кубатиев – профессиональный филолог и журналист. В 1980 году защитил диссертацию по теме «Современный фантастический рассказ Великобритании: 50—70е годы».
В начале девяностых вместе с Аркадием Кейсером, Сергеем Лукьяненко, Валерием Смоляниновым и Сергеем Алексеевым издавал журнал «Миры», благословленный Робертом Силвербергом.
Создал с нуля кафедру международной журналистики Кыргызско-Российского Славянского университета, потом стал работать в Американском университете Центральной Азии, где читает курсы: «Введение в журналистику», «Коммерческая литература как вид коммуникации», «История американских СМИ», «История литературы Великобритании», «Очерки истории американской поэзии».
Почему пишет фантастику, объясняет так:
«Мне интересно. Интереснее, чем писать просто прозу. Открываются какие-то двери, можно быть свободнее и дерзостнее. Нефантастическая проза в большей степени всё же монтаж вполне узнаваемых впечатлений, фантастика же — род травестии реальности: ваш начальник в женском платье, и сразу видно все то, что скрывалось под костюмом... Есть живые классики, произносящие термин «социальная фантастика» с непередаваемым презрением. Я — нет. Я там, куда реальность уже не дотягивается, но откуда она видна совсем не так, как видят те, кто в ней. И я подозреваю, что хорошая или по крайней мере активная фантастика есть реализация национального подсознания».
Писано под истинным именем. И сразу в книгу:
Алан Кубатиев. Ветер и смерть. Санкт-Петербург: Азбука-классика, 2005. 384 с.
