«Возвращение в Арканар»: сборник рассказов

Давненько я не брала в руку шашку! А между тем сборники выходят и выходят!

На волне оживления интереса к творчеству братьев Стругацких, вызванному экранизацией романа «Обитаемый остров», изрядный любитель их писаний и знатный фэн Андрей Чертков подготовил к изданию целых три тома, составленных из произведений «по мотивам» АБС.
«Время учеников, XXI век» — проект, который пришел на смену «Времени учеников» из века двадцатого.
Первый том вышел из печати аккурат вслед за первой частью фильма, назывался «Важнейшее из искусств», получил более чем странные отзывы и пропал втуне.
Второй — вышел не так давно и даже был удостоен сдержанных похвал.
И потому, будучи на променаде в издательстве «Азбука» (по своим акульим делам — как любит говаривать ст. о/у Гоблин), я одарилась вторым и не обратила внимания на первый.

Соблазнил меня критик Валерий Иванченко, который укорял меня письменно, что я брезгливо ворочу губу от книг подобного рода.
И я приблизила губы свои, и глаза свои, и весь лик свой к книге «Возвращение в Арканар» и тут же впала в удручение.

1. Удручение мое началось с предисловия. Андрей Чертков считает, что предисловий и послесловий никто не читает, но я не такова. Я внимательно изучила текст вдоль и поперек с целью найти идеологическое обоснование проекта. Нашла множество банальностей (цель — «попытаться доказать и самим себе, и собратьям по ремеслу, и нашим уважаемым читателям, что даже самые что ни на есть классические произведения — вовсе не забронзовевшее многопудье томов за стеклами шкафов академической библиотеки; нет, литература — это постоянный процесс, это вечно живая мистерия, происходящая здесь и сейчас»). Ну что ж, я рада, что в зрелые лета г-н Чертков наконец додумался до столь нехитрой мысли, но зачем для этого сборники городить?

Еще нашла разыскания о слове «фанфик», что насторожило меня еще больше, потому что фанфики (а правильнее фэнфики) – по определению любительское творчество, что подобным текстам делать в приличной книге?
Или это сборник профессиональной прозы, ориентированной на миры АБС, или это сборник фанфиков. Тут уж надобно определиться: девка или баба, а то неудобно как-то.

Еще нашла подборку высказываний блоггеров про творчество Черткова по мотивам АБС, часто удручающего умственного свойства.
И не поняла – во всех трех случаях – зачем это всё было.

2. Далее, как и положено зануде, я проглядела справки об участниках проекта. «С волнением ознакомилась» с подробной биографией Черткова. Нашла сведения о Н.Романецком и В.Владимирском, которые в этом сборнике участия не принимают, а значит, согласно правилам, и поминаться не должны, потому что это список днесь действующих участников, а не почетный мартиролог.
Говорят, что оные поминаются на странице 2 (она же – контртитул), но читать это надо с помощью специальных технических приспособлений. А мне – лениво.

Затем подержала книгу в руках и хотела было закинуть ее куда подале, потому что эстетическая и идеологическая невнятность составителя вызвали у меня справедливые опасения по поводу качества текстов. Так нет же, на Третьем нуле дружочек старый порекомендовал мне читать непременно и начать с повести «Возвращение в Арканар».

3. Повесть «Трудно быть богом» всегда казалась мне (как бы сказать прилично?) чрезмерно несложной. Идеологические предпосылки понятны: воспитательное чтение для подростков. Если мы не можем изъять детей от родителей, мы будем растить в них правильную идеологию своими книгами (см. ниже цитату из книжки Скаландиса про АБС):

«Есть другой пассаж, слова уже одного из братьев, которые тоже обсуждались: "Характерен спор, который однажды вел 23-летний Аркадий с отцом своей будущей первой жены профессором МЭИ Сергеем Фёдоровичем Шершовым в коммуналке на Волочаевской улице.

– Вообще-то, воспитание ребёнка в семье – процесс недопустимо случайный, ведь семья может оказаться какой угодной: и образцовой, и преступной, – заявлял он и ставил оппонентов в тупик своими рассуждениями. – Как направить человека по верному пути? Как выявить его главные склонности? Надо лет с пяти забирать детей от родителей, помещать в закрытые интернаты в прекрасных климатических условиях, например, в Крыму, и там замечательные педагоги пусть распределяют их на гуманитариев и технарей.

– А если не те и не другие? – вклинился Сергей Фёдорович.

– А это – рабочие, – не задумываясь, ответил Аркадий и, видно, уже перелетев в мыслях из Крыма в Элладу, добавил небрежно: – Если угодно, рабы.

Папа-коммунист от такой формулировки лишился дара речи. Аркадий же завершил победно:
– И в итоге формируется интеллектуальная элита нации»).

Поскольку книга «Трудно быть богом» — чтение возрастное, никаких сложностей в нем быть не может по определению: верность, любовь, дружба, местные интеллигенты – это хорошо, а попы и лавочники – это плохо (примечание второе, из жизни: многие восторженные пацаны-почитатели этой книги, взрослея и становясь теми самыми лавочниками и подчас теми самыми попами, поминали потом Стругацких недобрым словом, ибо не мир, но меч был в их юношеских сердцах; книга «ТББ», верно ориентированная на воспитание лучших человеческих качеств, в идейном плане ограничивала мышление рамками неистребимой интеллигентщины, бороться с которой потом приходилось нешуточно).

5. Повесть Карена Налбандяна «Возвращение в Арканар»  — это попытка придать исходнику большую глубину и объемность. В этой повести рассказывается о жизни Антона-Руматы после возвращения на Землю. Для ее жителей, что видели на экранах хронику арканарской резни, Румата Эсторский стал символом зла (Сталин и Гитлер в одном флаконе, принимать по 200 граммов на ночь). Была организована программа всеобщей помощи Арканару, арканарцы стали массово прибывать в империю — тьфу, оговорилась, в страну победившего коммунизма. Дон Рэба стал членом Мирового Совета и разработал иезуитскую операцию по приведению землян к истинной вере.

И – понеслось. Когда Валерий Иванченко замечает в своей рецензии, что «фабула там ого-го!», — он делает сомнительную похвалу Налбандяну. Повесть сделана так, как бывшие клипмейкеры снимают полнометражные фильмы, а бывшие сценаристы-диалогисты пишут свой первый роман. Бесконечная смена планов, недосказанность и незавершенность сюжетных линий, а также их преднамеренный обрыв —все это литературности не способствует: она сопротивляется. Скажу больше: данный текст не имеет самостоятельной ценности вовсе, существуя только в связке с «ТББ», а это тоже – дурная характеристика.

Та литература, которая «вечно живая мистерия», живет едино и токмо духом свободы. Необходимость оглядываться на первоисточник и согласовывать с ним идеологически опорные пункты — свободой никак не является и на качестве сказывается отрицательно.
Однако я понимаю тех, кому эта нехитрая повесть понравилась. Кто-то нашел там новую манеру письма, кто-то отыскал актуальные политические смыслы (ближайшая аналогия: общество победившей демократии неустанно несет общечеловеческие ценности всему прочему миру, несмотря на все его сопротивление; или же проблема мигрантов в Евросоюзе и в России, и т. п., и т. д., у кого куда думалка направлена, тот в ту сторону и думает).

Но самое, пожалуй, важное, заключается в том (и это единственное мастерство автора!), что он умудрился нигде и никак не высказать прямо собственной идеологической позиции. И именно потому многим стал любезен. Приверженец консервативных ценностей зацепится за размышления Доны Рэбы об отсутствии в коммунистическом обществе традиционных регуляторов морали: жизнь вне брака, дети растут вне семьи и т. п. Приверженец силовых методов воздействия на общественную жизнь будет радоваться визиту барона Пампы, захватившего звездолет и очень удачно и вовремя прилетевшего (правда, ни с того, ни с сего) спасать Дона Румату: тут многих славно положили, не заржавели родовые клинки!

И так далее. Налбандян – хитрый современный наблюдатель, летописец времен после возвращения из Араканара, равно угодный вашим и нашим.
Ну и читайте его.
Единственное, что меня озлило, зачем приписывать дивную прозу Сей-Сёнагон местной распутной придворной даме, но эту мою злость понять захотят немногие.

4. Дальше – вкратце. Рассказ Евгения Шкабарни-Богославского – клинический бред, недостойный того, чтобы я тратила на него цветы своей селезенки. Повесть Игоря Минакова «Прекрасный утенок» написана в мире «Гадких лебедей» — и написана ровно (это «ровно» лично во мне не возбуждает никакого интереса, хотя и браниться не о чем: автор сделал то, что хотел, а то, что это не имеет отношения к литературе, так Чертков не зря объявил свои сборники могилой фанфиков).

Наконец, повесть Михаила Савеличева я решила не читать. Надоело потому что.
Стругацкие ныне все менее и менее актуальны как писатели идеологические, и будирование их идей ничего кроме раздражения не вызывает.

Однако, предвидя будущую востребованность Стругацких как писателей подростковых, могу только сожалеть: опять грозит появиться поколение с дурниной в башке и интеллигентской тухлятиной в сердце...

2009 г.

Как всегда, сначала на  Третьем нуле.
Еще висит тут, по специальности 8)))